И.А. ВЕРЕЩАГИН
ФАЛЛИБИЛИЗМ ТЕОРИИ ЭЛЕМЕНТАРНЫХ ЧАСТИЦ
«Первокирпичик» материи
является вожделенной мечтой метафизика.
Стремление к нему сопровождается трансмутациями
рассудка теоретиков и доведением науки до
«критической массы» безумия, за которой –
пустота агностицизма, черти и … горячая
сковорода фаллибилизма.
Архит и Евдокс делили отрезки прямых линий на все
более мелкие части, пока не исчерпали
умозрительную процедуру дробления абстрактной
геометрической конструкции, то есть пока не
наткнулись на эвбулидовскую непробиваемую
сферу, абсолютно неподвижную в своей
первозданной фальши. Эта стена пред абстрактной
деятельностью мозга оказалась сложенной из
иррациональных чисел. Затем в математике
появились трансцендентные числа, которые
замкнули множество действительных чисел на себя,
образовав новый, количественный небосвод.
Континуум стал символом единства и неделимости.
Однако специалисты по теории множеств нашли, что
единство и неделимость подобного рода – это еще
«не весь Иаков» и не всё даже в математике, и
сконструировали, вопреки Аристотелю и А.Н.
Колмогорову, актуально бесконечные исчислимые и
неисчислимые множества. В исчислимом множестве
элементов бесконечно больше, чем в континууме. В
неисчислимом множестве элементов столько, что
невозможно их отобразить никакими численными!
методами, в том числе с помощью действительных
чисел. Идеальный мир чисел замкнулся на себя, не
устояв перед неисчерпаемым многообразием
физического бытия, из которого математик черпает
вдохновение для создания числовых абстракций.
Демокрит решил, что материя состоит из атомов –
мельчайших частиц. К этой мысли его привели
многолетние наблюдения за сандалиями, у которых
стаптывалась подошва при ходьбе по мраморным
ступенькам. Камень тоже стирается от
взаимодействия с обувью. Значит, камень и
сандалии состоят из микроскопических кусочков,
маленьких элементиков вещества, которые
отрываются от основной массы при
соприкосновении друг с другом, при трении. Посему
на Олимпе теории элементарных частиц должен по
праву возвышаться постамент, на котором –
стоптанный башмак из крокодильей кожи.
Эпикура интересовало движение атомов в пустоте.
Тит Лукреций Кар рассматривал комбинации
различных корпускул в веществе и предложил
модель атомистической генетики. Затем, по
аналогии с поисками крупиц истины в философском
камне, дробить стали такие физические явления,
как присущая телам теплота (теплород) и пламя
(флогистон). Через некоторое время ученые
уменьшили количество начальных сущностей,
заменив атом теплоты энергией движения
корпускул, а квант огня – достаточно большой
энергией движения корпускул вещества с
одновременным образованием видимого
электромагнитного поля. Заметим, что частичку
электричества, названную электроном, И.С.
Алексеев сравнил с флогистоном, имея в виду, что
масса, заряд и спин элементарных частиц суть
нечто единое, имманентное еще не открытому
уровню движения материи. Тенденция атомизма как
натурфилософского учения видна в том, что при всё
большем дроблении конкретных материальных
сущностей на составляющие их «первокирпичики» в
представлениях поз!
нающего субъекта появляются новые формы
движения, а объемы пустоты, в которой появляются
и исчезают разного рода «флогистоны»,
увеличиваются. Материальный мир «пустеет»,
разрежается, зато увеличивается число степеней
свободы движения его элементарных образований.
В противовес и как дополнение ко все более
исчезающей в малом и в целом материи возникают
представления о физическом вакууме – вместо
эйдосов Демокрита в пустоте, ибо, как изрек
Аристотель, в природе нет пустоты, тем паче –
абсолютной. Эфир в силу своего определения –
неподвижная во всех системах отсчета
предматериальная субстанция. Но, допустив
элементарный логический просчет, эфир во времена
Майкельсона и Морли естествоиспытатели считали
почему-то покоящимся только в некоторой
избранной системе отсчета. Не обнаружив этой
«божьей избранницы», так как не могли обнаружить
ее в принципе, идеологи всеобщего релятивизма
отвергли гипотезу эфира, заменив ее почти
конструктивно адекватным в мире
электромагнетизма постулатом равенства
скоростей света константе во всех инерциальных
системах отсчета. Но это может быть справедливым
только в том случае, если все характеристики
вещества и полей определяются через явления мира
электричества и магнетизма с распространением
сигналов со скор!
остью света. Иными словами, получается, что масса
– это тоже одно из свойств электромагнитной
материи. Что это не так, показал опыт Вавилова –
Черенкова. Гравитация тоже носит
электромагнитный характер. Элементарные частицы
с их слабым взаимодействием и сильными
взаимодействиями нескольких сортов – также
чисто электромагнитные сущности. Вначале
метафизика была синонимом геометризации
материи, теперь она «улучшилась» в попытках
представить все многообразие физического мира
через сфинкс электромагнетизма. Но
намагнетизированный идеализмом физический мир
– это примерно то же самое, что и
геометризованная гравитация. На то физическая
вселенная и являет собой взаимосвязь
неисчерпаемых по разнообразию и качествам
движений, что не сводится к какому-либо одному из
них. И это доказывается развитием физики
элементарных частиц.
В 1906 – 1910 гг. Милликен провел опыты по
обнаружению мельчайшей частички электричества
– электрона. В 1919 году Резерфорд открыл протон, а
в 1932 году Чедвик пришел к выводу, что наблюдаемые
им странные лучи состоят из нейтронов. В 1931 году
Дирак предсказал существование позитронов. В
дальнейшем экспериментаторы обнаружили
несколько сотен различных элементарных частиц,
включая античастицы и резонансы. Надеясь найти
один-единственный и долгожданный
«первокирпичик», из которого – всё, физики
оказались перед необходимостью регистрировать
лавину все новых и новых объектов микромира.
Чтобы как-то упорядочить результаты
экспериментальных исследований, ученые вступили
на давнюю и достаточно известную в макромире
тропу рационализации физического знания
посредством геометрических методов. Так в
сравнительно молодой теории элементарных частиц
возник прецедент картезианской флогистонизации.
Метафизика в варианте Декарта требует для своего
роста из ничего питательные для нее идеи фикс.
Естествоиспытатель ХХ века просто жить не может
без пустоты в природе и в мыслях. Вскоре вместо
потерянного материального «первокирпичика»
была найдена другая опора агностицизма.
Унитарной симметрией этот субпродукт орудия
выживания – мозга, в том числе в научном мире,
называется. Суть находки состоит в следующем.
Мысленно раскладывая элементарные частицы по
абстрактным полочкам, физики вводят не
существующие в природе фикции: изотопический
спин и гиперзаряд (см., например, [1]). Натурфилософ
не знает, что такое просто заряд – электрический
заряд; он не знает, что такое просто спин, убеждая
себя, что это – собственный момент импульса
частицы, вращающейся вокруг себя подобно планете
Земля. Задавать вопросы, что такое электрический
заряд, или что такое спин, могут только самые
отъявленные простофили из числа субъектов
физического познания. Задавать такие вопросы –
это значит быть… «метафизиком», это не принято,
тем более что от задающих подобные вопросы
правильные, респектабельные ученые в
негодовании отворачиваются. А вот вводить в
обиход, в околонаучный жаргон словоизвержения
типа «гиперзаряд», «изоспин» и «суперсимметрия»
– в порядке вещей. Не знает натурфилософ, что
такое спин и заряд, что такое масса, а из паутины
фикций в пустоте геометрии строит, словно
членистобрюхое, сеть для п!
оимки «первокирпичика». Воистину, все
представители фауны земной биологической жизни
одинаковы!
Когда сеть унитарной симметрии в полном согласии
с геометрическими представлениями макромира
свита, невзирая на другую размерность
пространственного и временного бытия объектов
микромира, нежели в среде обитания человека, она
забрасывается в море элементарных частиц. Поймав
несколько резонансов, то есть блеклых теней от
элементарных частиц, в ближних водах вакуумного
мелководья, экспериментаторы, вдохновленные
удачей и подбадриваемые теоретиками,
привязывают к сети в качестве грузила тяжелый
ускоритель и кидают ее в глубину – в промежность
между известными уже флогистонами. Тут
продолжатели святого революцьённого дела
всеобщего релятивизма получают три порции
эффектов. Одна из них: множественное рождение уже
пойманных ранее адронов вместо новых
таинственно-манящих жемчужин микромира в
секунды приближения стенопробивающего орудия
тарана – элементарной частицы к «пределу»
скоростей. Следовательно, здесь же появляется
другой подарок из опытов по рассеянию частиц при
соударениях!
: спринтерская частица в фазотроне, на которую
была сделана релятивистская ставка, исчезает
задолго до достижения ею скорости v = c, так ничего
и не подтвердив. Третья порция эффектов капает с
пера теоретиков Гелл-Мана и Цвейга [2]. Эти эффекты
теоретической мысли – уже нечто необычное, ввиду
экстравагантных свойств авторами названное даже
кварками (то есть чертями). Тем паче что они тоже
не вписываются в каноны СТО. Однако пресса на
полном основании окрестила кудесников
теоретической мысли вундеркиндами. Одни
нарекаются чудо-детьми науки, вписав в ее
потрепанные страницы новые иероглифы, понятные
только в страшном сне умозрительной медитации,
другие, не поддающиеся всеобщему
эпистемологическому психозу околонауки
независимые ученые, подвергаются насильственной
пигмалионизации, а затем чародеизации.
Чтобы удовлетворить требованиям унитарной
симметрии, условия для которых получают из
рассмотрения построенных на матрицах
геометрических фикций из фикций гиперзаряда и
изоспина (по аналогии с матрицами линейных
преобразований координат в трехмерном
макропространстве), вводят дробные заряды
электричества: ± 1/3, ± 2/3 от заряда электрона.
Желая снять дебаркадер теоретической мысли с
мели познания, теоретики садят на мель баржу
экспериментаторов. Чтобы, как и в случае
«подтверждения» ОТО, найти «внешние оправдания»
для «внутренне совершенной» теории сильных
взаимодействий, позитивисты пересматривают
опыты Милликена, стараясь найти «полезный
сигнал» в его экспериментальных результатах.
Тщетно. Как и в случае попыток обнаружить
гравитационные волны после замены движения
материи «кривизной» пустоты в ОТО, чтобы найти
кварки в реальном физическом мире, метафизики
обращают взоры в небо, ловя ими эманацию из недр
Вселенной. Ибо в них можно найти всё – вспомним
про быстротечную жизнь!
пионов, якобы своим подвигом подтверждающих
формулу для преобразования времени в СТО. Для
кварковой модели характерно отсутствие
лоренц-инвариантности, в частности для симметрии
SU(6), (см. Б. Фелд, с. 324). Обескураживающие
результаты по поимке кварков ведут к тому, что
«среди физиков, работающих в области
элементарных частиц, постепенно укрепляется
мнение, что кварки никогда не будут найдены… и
это, пожалуй, самая интригующая тайна
современной физики элементарных частиц» (Б. Фелд,
с. 327).
Но массы у кварков очень и очень большие, поэтому
их нельзя (!) обнаружить (см. [3], где пределы для
массы кварков даны такие: 5 ГэВ ÷ 30 ГэВ).
Когда массы у элементарных частиц очень малые, их
тоже нельзя обнаружить, например нейтрино всех
трех сортов [4]. В последнем случае вопрос понятен
– нужна хорошая точность регистрирующих
приборов и огромный поток нейтрино, даже под
землей. Для кварков, похоже, задача неразрешима,
ибо они – умозрительные математические фикции.
Тем паче, если фикции очень тяжелые.
Так возникла теория конфайнмента – невылетания
кварков из мешков, в которые их упрятало перо
теоретика, чтобы свести концы с концами в
проблеме систематизации частиц. Кварковые мешки
двух сортов – по численности обитателей в них.
Мезонные квартиры рассчитаны на двух жильцов,
барионные квартиры – на троицу. Мешки с разными
квартирантами для идентификации с реальными
элементарными частицами красятся в разные
«цвета» и имеют разные «запахи». По тому, как
ведут себя новоиспеченные бюргеры за оболочкой
мешков, определяется их общий моральный облик:
кварки бывают «странные», «очарованные»,
«верхние» и «нижние»; они то «боттомоны», то
«топомоны». Некоторые романтики от физики
склонны породе сивых парнокопытных дать ленту с
эпифорой «красивые» (ср. с англ. beauty = красота).
Примечательно, что название кра-сивого племени
складывается из комбинации нескольких слов: bother
(мученик), bottom (дно), bottle (бутылка), botulism (яд), что в
совокупности значит: боттомонии – это мученики
на!
дне бутылки с ядом. По тому же принципу вводится
название племени топониев: tope (акула), tope
(пьяница), tophet (ад), что означает: пьяные акулы в
аду. Важно при этом, чтобы изнутри приклеенные к
мешкам черти (glue = клей) вели себя согласно
внешней обстановке: массе, заряду, спину
элементарной частицы, которую ввиду своих
непревзойденных имитационных наклонностей
изображают. «Внутреннее совершенство» вместе с
клеем, то есть с глюонами, находится в мешке, а
«внешнее оправдание» стучится снаружи. По своим
качествам и абсурдности познавательная ситуация
такая же, как в ОТО. Только мешок для ускоренного
релятивизма – это геометрическая сингулярность,
в которой всё «совершенство» теории, а где-то
внутри и за «точкой» сингулярности – «внешнее
оправдание», то есть причины этой «точки» и
вселенского пламени из нее. Слово «внешний»
здесь употребляется в смысле «находящийся вне
физической вселенной». А в теории элементарных
частиц всё «совершенство» мира
сверхъестественного бытия !
с его главными героями – в мешках конечных
размеров, которые о!
пределены по длительности и протяженности
реальных элементарных частиц. Характерно, что в
современной теории элементарных частиц «внешнее
оправдание» для потусторонних сущностей
находится не за пределами физической вселенной,
как это правильно понимается в ОТО, а именно в
окружающем объективном мире.
Метод перекладывания кубиков, практикуемый в
физике кварков, если это можно назвать физикой,
применяется для предсказания новых объектов
микромира. Так, якобы, делается прогноз
относительно частицы Ω–. Затем обнаружение
частицы представляется как подтверждение
теории. Однако это действо – предсказание –
можно произвести еще по меньшей мере десятком
способов. Но элементарной задачи определения
спектра масс элементарных частиц метод подгонок
не решает. В этом тоже есть определенный charm
кварков.
Но дырка от бублика – и там, и тут. Кварки из
мешков «не вылетают». Чем быстрее кварк
приближается к краю мешка, чем он ближе к нему,
тем он дальше от него. Чем быстрее и норовистее
кварк, тем он медленнее и покорнее. «Инфракрасным
рабством» это называется. Для кварков в мешке,
испускающих свои сатанистские флюиды из центра
мешка для «создания» лавины элементарных частиц,
мир окружен абсолютно непробиваемой неподвижной
сферой. В этом, наконец, обнаруживается единство
нынешней теории элементарных частиц со
скоростной теорией относительности, породившей
«оптический горизонт», под которым весь мир. В
этом же проявляются непререкаемая
преемственность мышления новаторов науки ХХ
века и сходство в ретроспективе с абсолютно
сферическим мышлением плеяды натурфилософов,
начиная с античных астрономов и кончая
Коперником, Галилеем и Кеплером.
О квинтэссенции неопозитивизма и картезианской
метафизики можно судить по работе Б. Паркера.
Изложение проблем слияния космологии,
гравитации, астрофизики и теории элементарных
частиц под флагом геометризации начинается так:
«Эйнштейн умер около сорока лет назад, так и не
осуществив свою мечту – построить единую теорию,
описывающую Вселенную в целом… Несмотря на
огромные усилия, Эйнштейна постигла неудача».
Заканчивается книга констатацией закономерного
финала: «Но пока никому успеха добиться не
удалось». Далее повторение мысли Нильса Бора и
вывод: «Требуются безумные идеи, достаточно
безумные, чтобы быть верными». Новому Эйнштейну
наверняка понадобятся новые безумные идеи» [5].
Хочется добавить к оптимистическому резюме Б.
Паркера, находящемуся в консонансе с мнением
модернистов начала ХХ века, что да,
действительно, «новому Эйнштейну» нужно рожать
«новые безумные идеи», а физику пора избавляться
от «безумных идей» и выдвигать, по возможности,
умные.
ЛИТЕРАТУРА
1. Фелд Б. Модели элементарных частиц. –
М.: Мир, 1971. С. 25, 119.
2. Gell-Mann M. // Phys. Letters, 1964, 8. P. 214. Zweig G. // CERN
Reports, 1964, TH 401, 412.
3. Новожилов Ю.В. Введение в теорию
элементарных частиц. – М.: Наука, 1972. С. 275.
4. Окунь Л.Б. Физика элементарных частиц.
– М.: Наука, 1988. С. 64 – 71.
5. Паркер Б. Мечта Эйнштейна. В поисках
единой теории строения Вселенной. – М.: Наука, 1991.
С. 5, 217, 221.
